Моим намерением было изучить основную Гаудия Вайшнавскую литературу у Махараджа, изучая при этом Шад-даршаны, такие как Ньяя и Вайшешика, у другого учителя. Моя логика была такова, что никто кроме него не сможет обучить меня Гаудийской литературе, в то время как другие учителя были знатоками Шат-даршан, поэтому я не хотел, чтобы Махарадж тратил свое время на обучение меня последнему. Махарадж знал про это, но в один день он сказал, что также хочет обучить меня Шат-даршанам. Он начал меня учить Шлока-вартике Кумарилы Бхатты и Ньяя-сиддханта-муктавали Вишванатхи Панчананы. Первая была книгой Пурва-мимамсы, вторая – Ньяя. Обе даршаны очень трудны для понимания. Махарадж был великим Ньяйика. Хоть у него были титулы во всех даршанах, он предпочитал титул Ньяячарья. Обычно человек не может обучать этим книгам без предварительной подготовки к занятию, однако Махарадж не имел времени для подготовки. Он сказал мне, что во времена студенчества он серьезно занимался под руководством лучших учителей Бенареса, поэтому он мог обучать этим дисциплинам без подготовки – даже спустя такой длительный промежуток времени.
Я многому научился, наблюдая за ним. Практически все служение в храме, такое как подметание территории перед храмом, собирание цветов и листочков Туласи для поклонения, приготовление бхоги для божеств, он выполнял лично. Он не принимал никакой помощи в поклонении божествам; он лично служил коровам: даже перемалывая лично пшеницу, чтобы накормить их; и он лично готовил и служил всем обитателям ашрама. Сам он принимал пищу только один раз в день, в пять часов вечера – перед этим он не выпивал ни одной капли воды.
Он был идеальным примером преданного. Он не только давал лекции, сидя на асане. Он не делал ничего, просто чтобы произвести впечатление на кого-либо. Он всегда находился в настроении служения. Чтобы он не делал, он делал это с полной погруженностью, не думая о чем-либо другом. Обучая, он был полностью сконцентрированным на этом, не отклоняясь от предмета.
Вначале мои занятия начинались в 5 вечера и продолжались до 9, без каких-либо перерывов. Практически не было посетителей, а если они приходили, то должны были ждать до тех пор, пока занятие не закончится. Летом было ужасно жарко, и электричество пропадало на долгое время. Махарадж зажигал газовую лампу, что делало комнату еще жарче, но он никогда не чувствовал какого-либо дискомфорта в процессе преподавания. Мы обильно потели, но само занятие было как самадхи. Ничто нас не беспокоило. Он повергал в трепет. Я чувствовал себя ничтожным в его присутствии, но всегда внимательно следил за его словами и движениями – и в классе, и в гошале.
Находясь в гошале, он практически не разговаривал. Нахождение с ним было очень концентрированным, как глубокая медитация. Когда он хотел, чтобы я что-то сделал, он выражал это через жесты или с помощью взгляда, и я должен был угадать, что он хочет. Если я иногда был неспособным понять, он очень огорчался. Причина была, как я понял, что для него Го-сева не была какой-то обыкновенной деятельностью. Это было служением коровам, которые так дороги Господу Кришне. Он не считал их животными, они были его ишта-деватами, или почитаемыми божествами. Поэтому, он не мог вытерпеть даже малейшее несоответствие или задержку при служении им. Вначале это приводило меня в недоумение, поскольку я не мог понять его настроение. Например, перед тем как он приходил в гошалу, мы все вычищали, меняли воду и накладывали солому для коров. Тогда он приходил и лично смешивал муку с этой мелко нарезанной соломой. Если он видел хоть одну соломинку в воде, он смотрел на меня, что означало, что я должен поменять всю воду! В начале, я не понимал этого, но позже я осознал, что для него это было как предложение тарелки бхоги перед божеством – можем ли мы предложить стакан воды Кришне, если в нем плавает соломинка? Я никогда не слышал и не видел [кроме ашрама Махараджа] чтобы так служили коровам!
Одним из его любимых изречений было «Seva to seva hai. Seva kam nahi hai” [Служение – это служение. Служение – не работа.] Есть различие между севой и работой. В работе концентрация больше на результате: человек чувствует облегчение и радость, когда время работы подошло к концу, и есть чувство удовлетворения, когда она закончена. В севе же есть радость с самого начала. Нет назойливого желания закончить ее: она естественна и не приносит беспокойств, и человек может быть полностью поглощенным ею. Это то, что я наблюдал в Махарадже: он никогда не спешил и не был обеспокоенным, чтобы [поскорее] закончить служение. Сказано, что в духовном мире время является гибким: оно содействует развлечениям Господа. Поэтому, Господь никогда не спешит. Я чувствовал это настроение в Махарадже. Когда я заканчивал что-то быстро, он замечал: «Пунджаб Маил», – намек на поезд, который считался быстрым в старину.
Позже, гошала стала намного больше, и он был занят в служении коровам до двух, а иногда и до трех часов ночи. Он был вне рамок времени. Наблюдая за ним, я мог понять традиционный Индийский ум.
Я чувствовал, что у Махараджа было два разных настроения. Когда он обучал, он выглядел совершенно другим человеком, полностью погруженным в шастру. Я мог спросить у него любой вопрос, и он давал очень искусный ответ. Но, будучи занятым го-севой, он был очень серьезным и сдержанным. Он не мог терпеть, когда кто-то создавал какие-то помехи в служении коровам. Я видел много садху в моей жизни, но я никогда не видел кого-то с таким настроением служения!
Я чувствую, что Махарадж сам по себе был «школой»: Он был человеком «старой закалки». Наверное, он был последней личностью полностью в настроении Госвами Вриндавана, которые были знатоками всех шастр, в высшей степени отреченнными, и при этом в настроении служения без какой-либо заботы о собственном теле. Я сомневаюсь, будет ли еще ступать по земле человек такого же калибра в эту Кали-югу. Его возвышенный характер был моей великой удачей, и великой удачей всех тех, кто так или иначе соприкоснулся с ним. Не видя живого Учителя, невозможно понять уттама бхакти – и не важно, сколько мы слушали или читали об этом. Таков мой опыт и твердая убежденность.
Сейчас Махарадж оставил нас, и это выглядит как какой-то сон. Тяжело принять, что он больше физически не присутствует в Калидахе. В течении стольких лет день за днем я приходил туда, и всегда видел его там. Живя во Вриндаване, все мои телодвижения были исключительно из моей комнаты до Калидахи, и обратно. Я не совершал парикрам Вриндавана, Говархана, и не посещал какие-то святые места во Врадже. Я не думал, что он так внезапно оставит нас. Я был достаточно уверен, что он доживет как минимум до ста лет. Но кто может сказать что-либо о Господе и Его преданных? Я живо помню его слова и его жизнь, которую мне посчастливилось увидеть так близко, и я поражаюсь, как Господь устроил так, что я попал к из Детройта попал к Махараджу. Это могла быть лишь только беспричинная милость Господа.
Комментариев нет:
Отправить комментарий